Джон Грин - Ошибки наших звезд[любительский перевод]

Я услышала, как стеклянная раздвижная дверь за моей спиной открылась. Я обернулась. Это был Август, одетый в рубашку с коротким рукавом и брюки цвета хаки. Я вытерла лицо рукавом и улыбнулась.

— Привет, — сказала я.

Ему понадобилось пару секунд, чтобы сесть на землю рядом со мной, и его лицо исказилось, когда он совершенно не грациозно приземлился на задницу.

— Привет, — наконец сказал он. Я посмотрела на него. Он смотрел мимо меня, во двор. — Я понимаю, в чем дело, — сказал он, обнимая меня одной рукой. — Это чертовски печальные качели.

Я уронила голову ему на плечо.

— Спасибо, что предложил заехать.

— Ты же понимаешь, что, пытаясь отдалиться от меня, ты не сокращаешь мою привязанность к тебе, — сказал он.

— Наверное, — сказала я.

— Все попытки моего спасения от тебя обречены на провал, — сказал он.

— Почему? Почему я вообще тебе нравлюсь? Тебе что, недостаточно того, через что ты прошел? — спросила я, думая о Кэролайн Мэтэрс.

Гас не ответил. Он просто сидел рядом, крепко прижимая меня к себе левой рукой.

— Мы что-нибудь сделаем с этими проклятыми качелями, — сказал он. — Говорю тебе, это девяносто процентов проблемы.

Как только я успокоилась, мы зашли внутрь и сели рядом на диван, поставив ноутбук наполовину на его (фальшивую) ногу и наполовину на мою.

— Горячий, — сказала я, имея в виду основание компьютера.

— Правда? — спросил он, улыбаясь. Гас загрузил сайт безвозмездной раздачи вещей под названием Бесплатно без подвоха, и мы вместе написали рекламу.

— Заголовок? — спросил он.

— «Качели ищут дом», — сказала я.

— «Отчаянно одинокие качели ищут любящих хозяев», — сказал он.

— «Одинокие, слегка педофилические качели ищут детских попок», — сказала я.

Он рассмеялся.

— Вот почему.

— Что?

— Вот почему ты мне нравишься. Ты хотя бы понимаешь, как редко можно встретить красивую девушку, создающую прилагательное к слову педофил? Ты так погружена в то, чтобы быть собой, что даже не представляешь, насколько ты совершенно беспрецедентна.

Я глубоко вдохнула через нос. В мире никогда не было довольно воздуха, но в тот момент недостаток ощущался особенно остро.

Мы вместе написали объявление, исправляя друг друга в процессе. Наконец, мы пришли к такому варианту:

Отчаянно одинокие качели ищут любимых хозяев.

Одни качели, порядком изношенные, но крепко сделанные, ищут новый дом. Создайте воспоминания с вашим ребенком или детьми, чтобы когда-нибудь он, или она, или они взглянули бы на задний двор и почувствовали укол сентиментальности так же остро, как это произошло сегодня со мной. Они хрупкие и стремительные, дорогой читатель, но с этими качелями ваше дите(дети) познакомится со взлетами и падениями человеской жизни осторожно и безопасно, а также сможет усвоить самый важный урок: не важно, как сильно ты отталкиваешься, не важно, как высоко ты взлетаешь, у тебя никогда не получится вернуться на 360 градусов назад.

В настоящее время качели обитают в районе 83 улицы и Спринг Милл.

После этого мы ненадолго включили телевизор, но не нашли, что посмотреть, поэтому я взяла Высшее страдание с прикроватного столика и принесла его в гостиную, и Август читал мне, пока мама готовила ланч и тоже слушала.

— Мамин стеклянный глаз обернулся вовнутрь, — начал Август. Пока он читал, я влюблялась, как обычно проваливаешься в сон: сначала медленно, а потом вдруг сразу и до конца.

Когда я проверила почту час спустя, я узнала, что у нас было полно наследников качелей, из которых мы могли бы выбрать. Наконец, мы остановили свой выбор на Дэниэле Альваресе, который прикрепил к е-мейлу фотку трех его детей, занятых видео-игрой, и подпись: «Я просто хочу, чтобы они вышли на улицу». Я отправила ему ответ и сказала, чтобы он забирал качели, когда ему будет удобно.

Август спросил, не хочу ли я пойти с ним на Группу поддержки, но я очень устала после тяжелого дня Ракового больного, так что отказалась. Мы вместе сидели на диване, и он оттолкнулся от него, чтобы встать, но потом приземлился обратно на диван и чмокнул меня в щеку.

— Август! — сказала я.

— По-дружески, — сказал он. Он снова оттолкнулся и в самом деле поднялся в этот раз, затем сделал пару шагов до моей мамы и сказал: — Я всегда рад вас видеть, — и мама раскинула руки, чтобы обнять его, чем он воспользовался, чтобы наклониться и поцеловать ее в щеку. Затем он обернулся ко мне. — Вот видишь? — спросил он.

Я пошла спать сразу после ужина, и БИПАП заглушил мир за пределами моей комнаты.

Качелей я больше не видела.

★★★

Я долго спала, часов десять, возможно из-за медленного восстановления, возможно потому, что сон борется с раком, и возможно, потому что я была подростком без определенного времени подъема. Я все еще была слишком слаба, чтобы пойти на занятия в МКК. Когда я наконец-то почувствовала, что готова встать, я выдернула хобот БИПАП из носа, вставила туда кислородные трубки, включила их и взяла ноутбук из-за кровати, куда я засунула его вчера.

Мне пришел е-мейл от Лидевидж Флиханхарт.

Дорогая Хейзел,

Я получила письмо от Джиннов, сообщающее, что вы с Августом Уотерсом и твоей мамой посетите нас четвертого мая. Всего через неделю! Я и Питер очень рады и с нетерпением ждем знакомства с вами. Ваш отель, Философ, находится прямо через улицу от дома Питера. Быть может, мы должны дать вам день, чтобы привыкнуть к смене часовых поясов? Так что, если удобно, мы встретим вас дома у Питера утром пятого мая, быть может, в десять часов, для чашки кофе и ответов на вопросы, которые есть у вас по его книге. А затем, быть может, мы сходим в музей или в Дом Анны Франк?

Со всеми наилучшими пожеланиями,

Лидевидж Флиханхарт

помощник-референт Питера Ван Хаутена, автора Высшего страдания

★★★

— Мам, — позвала я. Она не ответила. — МАМ! — я крикнула. Ничего. Затем, громче: — МАМА!

Она вбежала, завернутая в поношенное розовое полотенце, мокрая, практически в панике.

— Что случилось?

— Ничего. Извини, я не знала, что ты в душе, — сказала я.

— В ванне, — сказала она. — Я просто… — она закрыла глаза. — Просто пыталась на пять секунд принять ванну. Извини. Что происходит?

— Ты можешь позвонить Джиннам и сказать, что поездка отменяется? Мне только что пришло письмо от ассистентки Питера Ван Хаутена. Она думает, что мы едем.

Она сморщила губы и бросила на меня косой взгляд.

— Что? — спросила я.

— Я не должна говорить тебе, пока папа не придет домой.

— Что? — снова спросила я.

— Поездка не отменяется, — наконец сказала она. — Доктор Мария позвонила нам вчера вечером и привела убедительный довод, что ты должна жить твоей…

— МАМА, Я ТАК ТЕБЯ ЛЮБЛЮ! — закричала я, и она подошла к кровати и позволила себя обнять.

Я отправила смс Августу, потому что знала, что он в школе.

Все еще свободен третьего мая?:-)

Он немедленно ответил.

Свободен, как в Августе.

Если я только смогу прожить еще неделю, я узнаю неопубликованные секреты про маму Анны и Голландца с тюльпанами. Я опустила взгляд на грудную клетку.

«Соберитесь, тряпки», — прошептала я своим легким.

Глава девятая

За день то отъезда в Амстердам я пошла в Группу поддержки в первый раз после того, как встретила Августа. В Буквальном сердце Иисуса состав немного изменился. Я приехала достаточно рано, чтобы пораженная неувядающим раком аппендикса Лида снабдила меня всеми новостями, пока я жевала шоколадное печенье, прислонившись к десертному столику.

Двенадцатилетний лейкемичный Майкл скончался. Он упорно боролся, сказала мне Лида, будто бороться можно было как-то по-другому. Все остальные все еще были здесь. Кен стал НПР после облучения. У Люкаса был рецидив, и она сказала это с той грустной улыбкой и слегка пожав плечами, как говорят, что рецидив у алкоголика.

Милая полнощекая девочка подошла к столу и поздоровалась с Лидой, а затем представилась мне как Сьюзан. Я не знала, что с ней случилось, но у нее был шрам, простирающийся через всю щеку от носа к губе. Она наложила на него макияж, что его только подчеркнуло. У меня немного перехватило дыхание от долгого стояния, так что я сказала: «Пойду посижу», а затем открылись двери лифта, за которыми стояли Айзек и его мама. На нем были солнечные очки, одной рукой он висел на маме, в другой у него была трость.

— Хейзел из Группы поддержки, не-Моника, — сказала я, когда он подошел достаточно близко, и он улыбнулся и сказал: